Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Всегда, — сказал себе Степан, так и держа ее за пальцы. "Никогда, никогда я ее не обижу, ни единым словом".

Когда спели благословение после еды, Исаак, поманив к себе зятя, велел: "Хватит вам тут сидеть. Три поворота, и вы уже дома. Бегите, завтра утром на молитве увидимся. И ты, Лея, — он улыбнулся дочери, — курицу возьми, халы. Хоть в первый день после свадьбы к очагу не надо будет вставать".

Лея тихо рассмеялась: "Все равно придется, мне с утра к старикам своим идти, а потом к тебе, папа, — на Субботу готовить".

— Один остаюсь, — Исаак посмотрел вслед изящной, укрытой платком голове дочери. "Не захотел мальчик ко мне переезжать, ну и правильно. Надо самим жить. Недалеко от меня, конечно, да мы и так — каждый день встречаемся".

Дверь на улицу заскрипела, выпуская Степана и Лею, по ногам ударило холодным воздухом. Исаак пробормотал: "Бурный ветер шел от севера. Господи, отведи ты от нас все беды и несчастья, прошу тебя. Тридцать шесть их, тридцать шесть, все стало так, как надо".

Степан чиркнул кресалом, и, зажигая свечи, смущенно сказал: "Вот. Самое лучшее, что за мои деньги было. Тут колодец во дворе, и очаг за этой стеной — я ее сам выложил, чтобы в комнату не чадило. Получилась кухня, только маленькая".

— Это ничего, — ласково улыбнулась Лея, заглядывая в крохотную, — едва повернешься, — каморку. "Очень удобно будет. И мебель ты всю сам сделал! — ахнула она, оглядывая две кровати в разных углах комнаты, крепкий, большой стол и книги, что стояли на полках, прикрытые холщовой занавеской. "А как же, с одной рукой? — она нежно коснулась его протеза.

— Уже наловчился, — Степан наклонился и медленно, нежно поцеловал ее: "Колыбель потом за ширму поставим, и там же Ханеле поселим. Но вообще, — он стал расстегивать маленькие пуговицы на ее платье, — мы когда-нибудь переедем в большой дом, я тебе обещаю. Я заработаю".

— Я тоже, — Лея стала расплетать косы, — тоже — швейную работу уже взяла, завтра по заказчицам пойду. Надо свечи погасить, — она отступила. "Так нельзя, при свете".

Степан рассмеялся, и, не отрываясь от нее, сказал "Ну хорошо". В щель между ставнями просвечивала луна, он шептал ей что-то неразборчивое, нежное. Лея испуганно подумала: "Я же не знаю ничего. Эта женщина, жена раввина, так непонятно говорила, а спросить было стыдно. Не знаю, что мне делать".

— Ничего не надо, — услышала она голос мужа. "Ты такая красивая, такая красивая, любовь моя…, Просто обними меня, — Степан стал осторожно снимать с нее глухую, длинную рубашку.

— Так нельзя, — вспомнила Лея. "Только до пояса, и все". Она приподняла подол, и, почувствовав его теплую, сильную руку, — застонала. "Как хорошо, — она прикусила губу и, приподнявшись, попросила: "Еще!"

— Дай мне тобой полюбоваться, — мягко попросил Степан. "Пожалуйста, мудрецы ведь разрешили".

Лея густо покраснела и едва слышно сказала: "Только под одеялом, иначе нескромно".

— Конечно, — он привлек ее к себе — жаркую, горячую. Целуя высокую, большую грудь, Степан тихо проговорил: "Если будет больно, сразу скажи, милая. Пожалуйста. Я так люблю тебя, так люблю…"

— Вот, — подумала Лея, чувствуя слезы у себя на лице. "Он так ласково все делает, почти не больно…" Он прикоснулся губами к ее глазам: "Еще чуть-чуть, я очень, очень осторожно".

— Хорошо, как хорошо, — девушка вскрикнула и прижала к себе мужа. "Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей, и станут они одной плотью, — вспомнил Степан. "Да, так оно и есть".

— Я тебя люблю, — услышала Лея, и, обнимая его, плача, шепнула: "Да!"

— Теперь и трогать ее нельзя, — подумал Степан потом, целуя белую шею. "Четыре дня, пока она в микву не окунется. И мне завтра тоже надо сходить, еще перед молитвой".

— Счастье мое, — он оторвался от жены, и, поднявшись, омывая руки, грустно вздохнул: "Ну что же делать". С ее кровати донесся нежный голос: "Так хорошо, милый мой, я даже не думала…"

Степан вспомнил огромную, под балдахином кровать, ее раздвинутые, стройные ноги, влажную бесконечную сладость. Она, потянув его к себе, царапая спину, разметав по подушкам черные волосы, — сладко, громко кричала.

— Нельзя, нельзя, — велел себе он. Уже лежа в постели, Степан улыбнулся: "Я люблю тебя, счастье мое. Спи спокойно".

— Я тоже, — зевая, пробормотала Лея и устроилась удобнее: "У нас будут дети. Много детей. Ничего, мы заработаем, справимся. Как хорошо".

Она быстро заснула. Степан, глядя в низкий, каменный потолок комнаты, шепча молитву — все не мог задремать. Он боялся увидеть перед собой серые, дымные, блестевшие в свете свечей глаза, той, другой, боялся услышать ту музыку, что ушла вместе с ней — навсегда.

Часть восьмая

Северная Америка, весна 1778 года

Виргиния

— Уважаемый мистер Бромли, прошу вас внести следующие изменения в мое завещание:

Все мое имущество, движимое и недвижимое, включая земли, и рабов, после моей смерти переходит моему внуку, Теодору Бенджамин-Вулфу, а также другим детям мужского пола от моего сына, Мэтью Бенджамин-Вулфа, буде таковые появятся на свет. При этом, мой старший внук, Теодор Бенджамин-Вулф, получает половину всего моего имущества, а остальное распределяется в равных долях, между вышеуказанными детьми.

В случае моей смерти, опекуном над моими имениями до совершеннолетия детей я назначаю мою невестку, Марту Бенджамин-Вулф, и выделяю ей денежное содержание в размере, тысячи фунтов в год.

Также прошу дополнить завещание следующим параграфом:

Я признаю свою дочь, Тео Бенджамин-Вулф, законнорожденной, и назначаю ей денежное содержание в размере, трехсот фунтов в год — пожизненно.

Счет за ваши услуги, как обычно, направьте управляющему моим вкладом в Банке Англии.

Искренне ваш,

Дэвид Бенджамин-Вулф

Дэвид размашисто расписался. Отложив перо, нагрев сургуч, мужчина поставил свою печать.

— Теперь все будет хорошо, — смешливо сказал он, сворачивая лист бумаги, кладя его в конверт.

— Томми, — он хлопнул в ладоши. Негр, незаметно появившись из-за спины Дэвида, подставил серебряный поднос. "Чтобы завтра вечером было на корабле, — сердито велел Дэвид. "Пошли гонца в Вильямсбург и приготовь мне охотничий костюм. Пусть оседлают Фламбе. Когда я вернусь, то приму ванну".

— А потом за стол, и в постель, — Дэвид потянулся за сигарой и тут же отложил ее. "Деда! — раздался с порога веселый крик. "Деда!"

— Ах, ты мой сладкий, — Дэвид присел и ворчливо велел мамаше Перл, что держала мальчика — толстенького, кудрявого, — на помочах: "Отпусти его, он мужчина, ничего страшного, если упадет".